— Ладно. Пошли вместе, тебя шаманы тоже видеть хотят. Они меня одного боятся, говорят, ты злобного мчави успокаивать хорошо умеешь. За каждого провинившегося просишь… К раненым зайдешь, а я пока повидаюсь с заполошной. И что ей дома не сиделось?

Парочка отсалютовала спешащему мимо патрулю, после чего повернула налево и потопала по бурой пыли к понуро висящему над дальним домом белому флагу с красным крестом. Сбоку тут же пристроилась зверюга. Вторую самку Сергий отправил с частью стаи на охоту. Федор заметил у дальнего оазиса местных оленей. Пусть гиены мяса добудут. Потому что кормить их трупами парень категорически не хотел, а жрали зубастые телохранители много.

***

Только в последние дни Сашенька чуть-чуть пришла в себя. Отоспалась, восстановила силы. Четверо новых фельдшеров из германцев сильно облегчили жизнь. Перевязки, уход за лежачими, раздача медикаментов. Кстати, они ведь с собой и целую гору разных препаратов привезли! Это тебе не внутренними силами раны чистить, боль снимать и крохотный огонек жизни поддерживать. Здесь и сейчас можно было опереться на всю мощь медицины, разложенной по многочисленным полочкам, коробочкам и не падать в обморок от переутомления. Можно сказать — выкрутилась лекарка, по самому краешку прошла. Кого не смогла спасти, тех уже похоронили. Но остальных — удержала на грани, дотащила через немогу к этому моменту. Теперь можно и дыхание перевести. Самую малость.

Главной среди новых медиков считалась высокая костлявая дама лет пятидесяти с невероятно скрипучим голосом и глазами навыкате. Трое мужчин разного возраста с бакенбардами “под Вильгельма” слушались ее беспрекословно. День фрау Кениг присматривалась, затем начала наводить педантичный порядок. Кровати расставили по ниточке, приданных в помощь штурмовиков озадачили сборкой шкафов и столов со стульями. На следующий день обе хижины были изнутри вылизаны и наконец-то стали походить на госпитальные палаты. Но больше всего Сашеньку поразил разговор, который произошел вечером за ужином. Один из фельдшеров дежурил, остальные чинно расселись за столом и аккуратно хлебали горячий суп.

— Фройляйн Александра, прошу понять меня правильно, но я бы рекомендовала вам чуть-чуть изменить правила работы. Вы — главный врач в госпитале, ваше слово для нас — закон. Любое слово. Но сейчас у вас уже достаточно персонала, чтобы передать часть необременительных обязанностей другим.

— Врач? Фрау Кениг, я просто лекарка, помощница фельдшера.

— Пф, можете рассказывать эту глупость другим, не мне… Кстати, вы хорошо понимаете, что я говорю? Мой дед после войны был в плену в Российской Империи. Через три года вернулся и заставил выучить язык. Говорил, что это рано или поздно пригодится. Либо мы снова станем воевать и я могу попасть в плен. Или наши императоры перестанут собачиться и начнем дружить. Тогда тем более лучше знать язык соседа.

— Ваш русский очень хорош. Небольшой акцент, но я вас прекрасно понимаю.

— Это хорошо. Потому что ваш хохдойч ужасен, очень много слов, которые приличной девушке не стоит произносить вслух. Я понимаю, среди кого вы изучали немецкий, но по возвращению домой лучше походить на курсы.

Смутившись, Сашенька попросила:

— Фрау Кениг, а вы не могли бы со мной чуть позаниматься? Вечерами, например. Или в течении дня, во время процедур?

— Вы считаете, что старая мымра из портовой больницы Гамбурга может научить вас хорошим манерам? Пф, вы слишком хорошо меня цените. Но, если вам так хочется, я буду рада. Эти дуболомы из всей медицины предпочитают ампутации и ром в качестве обезболивания. Будет интересно поассистировать вам. Люблю узнавать что-то новое.

Так получилось, что чопорная и резкая на язык фрау оказалась кем-то вроде классной дамы при Сашеньке, шепотом иногда поправляя те или иные действия и кивая, когда девушка занималась очередным больным. Мелкие проблемы аккуратно переложила на подчиненных, кто прекрасно мог справляться со сбитыми ногами, мелкими ранками и гнойниками. Освободившееся время позволило заняться действительно тяжелыми случаями, одновременно с этим не работая на износ. И теперь госпожа Найсакина была уверена, что через неделю-другую все раненые перенесут дорогу в центральный госпиталь на побережье. А она останется с горсткой добровольцев, потому что никто не приносил ей приказ о новом месте службы.

Подойдя к столу, где девушка заполняла историю болезни, немка тихо кашлянула:

— Фройляйн Александра, вы можете оторваться на полчаса?

— Разумеется, фрау Кениг, что случилось?

— Господин некромант хочет с вами повидаться. Если это необходимо, можно принять его и внутри, только пусть оставит зверя на улице. Хотя гиену и купают каждый вечер, на ней все равно полно заразы.

— Спасибо, фрау Кениг, я выйду, не будем беспокоить больных.

Расправив ладонями складки на сером платье, Сашенька пошла к выходу. Она давно хотела поговорить со своим спасителем, но сейчас все заготовленные слова куда-то испарились. Может быть, получится что-то придумать, пока господин Макаров о своей проблеме расскажет? Без нужды он в госпиталь не заглядывает никогда. И не поймешь, в чем провинилась.

Глава 8

— Добрый вечер, Александра Николаевна.

— Добрый вечер… Простите, я так и не узнала вашего отчества, — смутилась девушка.

— Имени более чем достаточно. Я просто рядовой, а вы — врач нашего госпиталя.

— Вы снова смеетесь надо мной, — Сашенька попыталась обидеться, но потом увидела, что молодой человек говорит абсолютно серьезно. Он вообще был на удивление задумчив и явно не собирался заниматься словесной пикировкой.

— Не возражаете, если мы присядем?

Вдоль центральной улицы Эль-Увайнат бывшие заключенные построили целую цепочку тентов рядом с глиняными стенами — из разнокалиберных шестов понаделали столбы, сверху настелили ветки и сверху застелили брезентом. Драной материи оказалось много после боев — часть палаток или зомби порвали, или снарядами посекло. Что было можно восстановить — отдали в палаточный лагерь. Остальное пустили в дело, заштопав дыры и выкроив нужные куски по размеру. Зато теперь в самое пекло можно было пройти из конца в конец, почти не вылезая на солнце. Или сидеть на “скамейках”, слепленных из пустых снарядных ящиков, не исходя потом внутри хижин.

Присев, Макаров достал из кармана кусок брикета и начал отщипывать по чуть-чуть, кормя гиену. Та пристроилась рядом и теперь осторожно брала с ладони очередную порцию угощения.

— Красивая… И страшная. Я каждый раз вздрагиваю, когда их вижу, — попыталась завязать разговор Сашенька.

— Да, здесь вы правы. Еще они агрессивные, дерзкие, безжалостные к слабым. Настоящие местные хищники… Но те, кто остался с нами, будут верными помощниками до конца жизни. Мне даже кажется, что, когда появятся щенки, людей сразу будут воспринимать как старших.

— Кто остался?

— Часть стаи ушла. Не стал держать. Их было больше сотни, куда нам столько. И не все согласились подчиняться беспрекословно. Поэтому умчались обратно по своим следам. С нами двадцать пять осталось. Самые сильные, умные, преданные.

— И не кусаются?

— Стараюсь отучить. Хотя ворчат, если кто неожиданно подходит. Может быть, за месяц-другой получится их окончательно вымуштровать.

Помявшись, девушка спросила:

— А погладить можно? Я потом руки помою, фрау Кениг говорит, у них на шкуре заразы полно.

— Погладить можно. Насчет заразы — они до сих пор в тухлятине любят поваляться. Хорошо еще, что могилы не раскапывают, с мертвыми животными развлекаются… Кусака, сидеть!

Гиена настороженно покосилась на протянутую руку и покорно наклонила голову. Раз хозяин разрешает, то придется потерпеть. Через минуту уже довольно вывалила язык и зажмурилась от удовольствия — понравилось, как тонкие пальцы почесывали за ушами. Не утерпела, сунулась чуть вперед, вытянув шею — а теперь еще и здесь! Да, вот так!